Преображенское кладбище – одно из тех мест Москвы, где история сконцентрирована чрезвычайно плотно. Здесь переплелись судьбы первых чиновников империи и рядовых москвичей, богатейших купцов и призреваемых богаделен, знаменитых начетчиков и простых прихожан. Волей случая их имена соседствуют на страницах полицейских отчетов и уникальных мемуаров.
События, которым посвящена данная статья, еще теснее сплели жизни трех людей, чьи имена неразрывно связаны с Преображенским кладбищем: главного духовного наставника общины Семена Кузмича (ок.1768 – 13.07.1859), попечителя богаделенного дома Константина Егоровича Егорова (ок.1783 – 20.01.1860) и члена Преображенской общины Мефодия Васильевича Мараева (1830 – 29.07.1882).
Семен Кузмич родился около 1768 года. В 1772 году в четырехлетнем возрасте он был крещен на Преображенском кладбище . В 1836 или 1837 году Семен Кузмич стал главным настоятелем Преображенской общины.
Константин Егорович Егоров – потомственный федосеевец родом из с. Потыпкино Рыбинского уезда Ярославской губернии. Он переехал в Москву, в 1825 году записался в купеческое сословие . Константин Егорович был одним из попечителей Преображенского кладбища. Кроме того, в его особые обязанности входило разрешение судебных дел, касающихся Преображенской общины . Поэтому он был вхож в кабинеты самых высоких чиновников Российской империи .
Мефодий Васильевич Мараев также принимал активное участие в жизни Преображенской общины. В 1870-х годах он был членом комитета Преображенского богаделенного дома, а в начале 1880-х годов – его попечителем . Заметим, что в московскую Преображенскую федосеевскую общину вступил еще его отец Василий Афанасьевич Мараев (1800–1881) .
Не вызывает сомнений, что все трое хорошо знали друг друга. Более того, для Мараева и Егорова Семен Кузмич был духовным отцом.
25 июля 1853 года император Николай I повелел, чтобы главный наставник федосеевцев был арестован. Таким образом предполагалось обезглавить Преображенское кладбище и прервать духовные связи Семена Кузмича с региональными общинами .
Об аресте и содержании под стражей Семена Кузмича рассказывают несколько письменных источников, в частности, рукописная книга «История Преображенского кладбища с 1854 по 1862 год» и следственное дело из Центрального государственного архива Москвы «Об арестовании раскольника Семена Кузмина и о производстве строжайшего дознания о злоупотреблениях раскольников Преображенского кладбища» .
Семен Кузмич был арестован в своей келье на Преображенском кладбище в ночь с 1 на 2 августа 1853 года . Для его ареста из Санкт-Петербурга был прислан чиновник особых поручений, член Совета МВД, генерал Безак .
1 августа около 11 вечера на Преображенское кладбище прибыли несколько экипажей и вооруженные жандармы верхом . Обыск кельи и допрос настоятеля продолжался с 11 вечера до 4 часов ночи .
Затем Семена Кузмича увезли жандармы. Некоторое время члены федосеевской общины пребывали в неведении, где содержится их духовный отец. Вскоре старообрядцы узнали, что он был посажен в секретном отделении Тверской части . На первом этаже этого здания «находился пожарный сарай, а верхний этаж занят секретной тюрьмой с камерами для политических и особо важных преступников». Маленькие окна тюремных камер «прямо глядят на генерал-губернаторский дом, но снаружи сквозь них ничего не видно: сверх железной решетки окна затянуты частой проволочной сеткой, заросшей пылью. Звали эту тюрьму “клоповник”» .
Оттуда Семена Кузмича вызывали на допросы в секретное отделение Канцелярии московского военного генерал-губернатора. Там подследственного допрашивали по различным религиозным вопросам и склоняли принять единоверие, на что получали отрицательный ответ .
Семен Кузмич содержался под стражей почти шесть месяцев, до января 1854 года. Содержание было чрезвычайно строгим: одиночная камера, за полгода никто из федосеевской общины, даже самые влиятельные ее члены, не смогли добиться свидания с духовным отцом. Узнику можно было приносить пищу, но передавать ее только через полицейских. Принесенная еда досматривалась: хлеб и пироги разрезались, чтобы удостовериться, что ничего нет внутри. Если продукты были во что-то завернуты, например, в бумагу или ткань, то обертка изымалась, во избежание передачи на ней посланий .
23 января Семен Кузмич был отправлен «на вечное заточение» в Полтавский монастырь. За несколько дней до этого К.Е. Егоров всё же добился у самого генерал-губернатора Москвы графа Закревского свидания с духовным отцом .
Егоров хотел дать Семену Кузмичу с собой в ссылку сумму 1000 рублей серебром. Но генерал-губернатор этого не допустил и приказал отправить деньги в Полтавский монастырь, где узнику предстояло прожить остаток жизни . Кроме того, Константин Егорович купил специальный зимний возок для своего духовного отца, чтобы облегчить хотя бы условия этапирования его из Москвы в Полтаву .
Заметим, что сам К.Е. Егоров уже был приговорен к высылке из столицы, по высочайшему повелению Николая I от 21 декабря 1853 года . Егоров был выслан из Москвы в Пензу несколькими днями позже своего духовного отца – 27 января 1854 года .
В 12-м часу ночи 23 января 1854 года Семен Кузмич был посажен в возок, запряженный тремя лошадьми. Тройка быстро покинула столицу через Серпуховскую заставу .
Интересные материалы содержатся в «Деле о высылке из Москвы, по высочайшему повелению, раскольников Гучкова, Стрелкова, Егорова, Гаврилова, Бузина и Семена Кузьмина» .
На всем пути следования до Полтавы Семена Кузмича конвоировали двое жандармов . Перед отбытием из Москвы, они получили инструкцию с подписью самого московского генерал-губернатора Закревского, как конвоировать заключенного:
«Пункт 1. Принять теперь же из канцелярии моей сказанного секретного арестанта, отправиться немедленно в г. Полтаву, продолжая путь без малейшей остановки и строго наблюдая, чтобы конвой находился при арестанте безотлучно в полном вооружении и не допускал разговаривать с ним никого из посторонних, а равно не передавал ему ни от кого никаких писем» .
Около пяти с половиной суток длилась пересылка Семена Кузмича из Москвы в Полтаву. 29 января 1854 года в 9 часов утра Семен Кузмич был доставлен в Полтавский Крестовоздвиженский монастырь. 1000 серебром была также доставлена настоятелю, о чем он дал расписку .
Один из современников тех событий, автор книги «История Преображенского кладбища с 1854 по 1862 год» пишет, что игумену полтавского монастыря было приказано иметь за Семеном Кузмичом строгий надзор, «что и выполняемо было в точности писанного приказания. Хотя в некоторые времена строгий присмотр несколько и облегчался, когда не то что игумен, но и каждый монах от него понаживался» .
Строгость надзора за Семеном Кузмичом подчеркивают и авторы из числа духовенства господствующей церкви. Епископ Феодосий в статье «Раскольничий “патриарх” в Полтаве» сообщает, что настоятелю монастыря было предписано «пресечь ему средства сообщаться с посторонними неизвестными лицами» .
Однако, Мефодий Васильевич Мараев стал одним из тех членов московской федосеевской общины, кто смог добиться свиданий с Семеном Кузмичом в Полтавском монастыре . В 1854 году, когда Семен Кузмич был сослан в Полтаву, Мефодию Васильевичу было 24 года. Несомненно, молодому Мефодию Васильевичу требовалось мужество и большое рвение, чтобы преодолеть путь от Москвы до Полтавы, «умздить» игумена и насельников монастыря и добиться свидания с духовным отцом.
Сколько раз М.В. Мараев посетил Семена Кузмича, точно сказать нельзя, но известно, что он был у духовного отца неоднократно . Кроме этого, по свидетельствам современников, он «сподобился видеть» Семена Кузмича в последние часы его жизни, а затем первым из членов Преображенской общины узнал о смерти духовного отца, сообщил об этом телеграммой в Москву и пытался получить доступ к телу наставника.
Семен Кузмич прожил в Полтавском монастыре пять лет, с 1854 по 1859 год. Он умер 13 июля 1859 года . Некоторые сведения о дне его кончины содержатся в рукописной книге «История Преображенского кладбища с 1854 по 1862 год». Приведем здесь интересующий нас фрагмент: «А купцы Нефед Васильевич Мараев и Михайла Кузьминский сподобились видеть в последние часы его (т.е. Семена Кузмича – Т.И.) жизни. А именно Кузминский по случаю своего тезоименитства 12 июля посещал его и принес ему в гостинец свежей рыбы, но уже отец Семен Кузмич был крайне нездоров, но, однако, язык у него говорил свободно, потому Кузминский и мог еще воспользоваться последнею сладковещательною и душеназидательною отеческою беседою. И так с радостным чувством возвратился к своему занятию, то есть в Ярмарку в Полтаве, и там возвестил своим знакомцам и друзьям и любителям отца Семена Кузмича, что он уже находится в весьма слабом здоровье.
Тут упомянутый Мараев 13 числа того же месяца немедленно отправился на посещение любимого своего отца и учителя, но уже, к сожалению и к великому прискорбию, в здешней жизни его не застал, почему и возымелась в монастырском начальстве еще боле строжайшее наблюдение над телом умершего отца Семена Кузмича. Так что помянутый Мараев не мог допущен быть и видеть желаемого. А который монах допускал прежде его неоднократно к посещению, тут решительно отказался и присоветовал Мараеву просить входа и видеть скончавшегося не иначе как у самого игумена. (…) Итак, необходимо было усердствующему посетителю обратиться с просьбой к игумену. Но тоже получил от игумена решительный отказ.
Тут Мараев принял другие меры, послал своего приказчика, принадлежащего по вере к Великороссийской Церкви, и он отстоял в монастыре заутреню и стал просить игумена, дабы дозволил ему видеть тело умершего Семена Кузмича, и говорил, что он мне был большой знакомец. Но игумен ему совершенно в том отказал. Тогда приказчик раздраженный говорил игумену, что мы называем себя православными, а действия наши азиатские. И подобно сему много говорил, но желания своего не улучил.
Тут Мараев с Кузминским подали немедленно по телеграфу известие в Москву купцу Ракову, который возвестил как в Кладбище, также и московским обывателям. И потом, назначивши день, в которой будет пето заочное погребение по отцу Семену Кузмичу» .
Заметим, что в приведенном тексте упомянута полтавская ярмарка. Действительно, вскоре после прибытия Семена Кузмича монастырское начальство призналось в бессилии пресечь своими средствами общение узника с посторонними лицами в ярмарочное время, когда в Полтаву приезжало много купцов-старообрядцев. Поэтому к Семену Кузмичу на время Ильинской ярмарки приставлялись два рядовых солдата. По словам епископа Феодосия, «несмотря, однако, на бдительную охрану Кузьмина со стороны солдат и особой сторожи из штатных монастырских служителей, не только в Ильинскую ярмарку, но и во всякое другое время его посещали почитатели из местных и московских жителей. Можно думать, что монастырское начальство смотрело на это снисходительно, а “особая сторожа” извлекала из этих посещений некоторую выгоду» .
Каким же образом московские федосеевцы виделись со своим духовным наставником? Как предполагало монастырское начальство, свидания Семена Кузмича с приезжими могли происходить следующим образом: старообрядцы приходили в монастырь под видом богомольцев в то время, когда «монашестующие лица находились в церкви, а Кузьмин, как никогда ее не посещающий, выходил на погост церковный» . По всей видимости, именно так посещал Семена Кузмича и Мефодий Васильевич Мараев.